Портал Южной Осетии

Ну кaкoe oсeтинскoe зaстoльe бeз трaдициoнныx трex пирoгoв? Иx oбязaтeльнoe присутствиe нa нaциoнaльныx тoржeствax – нaпoминaниe o вeртикaли мирoздaнья, дoстaвшeйся в нaслeдиe oсeтинaм из индoaрийскoй культуры. Бoг (Хуыцау), Солнце (Хур) и Земля (Зǽхх) соединяются вместе в светлые дни, а в дни горя и печали исчезает средний пирог – Солнце. Как часто нынче в осетинских домах подают к столу два пирога. В который раз древняя аланская земля становится территорией боли, горькими слезами Кавказа. Операция «Чистое поле» — физическое и духовное потрясение юго-осетинского этноса. Всю страшную правду о цхинвальской драме знают те, кто прошел этот адский маршрут. Михаил Кулумбегов был в народном ополчении в 91-м, тогда Цхинвал загорелся в первый раз. На территории родной школы копал могилы для самых дорогих людей. Его картины о том времени исполнены в кроваво-черной и блекло-серой палитре, как будто над горами Южной Осетии исчезло солнце. Серые ущелья, дымящееся небо и напряженная тишина, какая бывает в доме, получившем горькую весть. Так написал ту свою войну художник Михаил Кулумбегов.  
В августе 2008 года Михаил приехал в Цхинвал сразу после боев и не узнал свой город. «Он весь пропах смертью», — скажет он и тихо добавит, — «Нельзя считать войной истребление женщин, детей и стариков… Герои — кто здесь остался. Низкий поклон тем, кто выстоял». В память о них Мастер создал скульптурную композицию, назвав ее «Бессмертие»: лежащий на срубленном дереве раненый юноша прикрывает рукой пробивающиеся зеленые побеги, другая сторона дерева покрыта флагом Южной Осетии. Пока жив хоть один осетин, земля Алании будет плодоносить – такова идея композиции. Воин молод, потому что воевали 16-летние. Сегодня в своих песнях они поют: «Я не отдам тебя врагу, мой Иристон!..» В этих текстах обнаженный нерв патриотизма новейшей истории Осетии. Его питает наше расколотое время, и предназначение художника трещины эти склеивать, чтобы не наступила амнезия исторической памяти. И чтобы народ нашел в себе силы жить дальше. Поэтому, когда умолкают пушки, свою партию начинают Музы. Тысячами сердец управляла дирижерская палочка Валерия Гергиева, когда давал он свой концерт в еще дымящихся развалинах Цхинвала. И это было лучшее из того, что Маэстро сделал. Пренебрегая недовольством Европы, где большинство не поддержало великого музыканта, он остался в этот час со своим народом, чтобы вернуть его в Дом Бытия страдающим, но не озлобленным. Я верю, что именно в этот миг, когда над израненной землей полились первые звуки гергиевского оркестра, три главных осетинских нарта Алагат – хранитель традиции, Ахсартаггат – доблестный воин и Борат, охранявший достаток и благополучие своего народа, нарушая священное для осетин число три, поставили в один ряд с собой Валерия Гергиева. Талант велик во всем!..
«Каждый должен делать свое дело», — говорит Михаил. Приехав в Цхинвал, первым делом он пошел в художественную школу, раздал детям кисти, краски, порисовал с ними. Починил свой израненный дом и написал Цхинвал, развороченный танками. Странно, но на полотнах этого цикла так много ярких жизнеутверждающих красок. «Почему?» — спрашиваю Мишу. «Страшно представить, что могло быть, не приди вовремя помощь. А остальное мы отстроим, и детей нарожаем…» У самого Миши их трое, а недавно он стал дедушкой.
«Детский мир на Тельмана» — одна из картин цхинвальского цикла. Сожженный дом детского счастья, где сиял красочный мир игрушек, сказочных персонажей, нарядных кукол и блестящих машинок. Сколько поколений радовал этот улыбчивый магазин. Моросит дождь, но видно, что скоро появится солнце. Два желто-оранжевых пятна на картине — зонтики над головами двух женских фигурок, они делают печаль светлой. Все будет хорошо, жизнь продолжается и дождь смывает все следы.
«Еврейский квартал» — разрушенный островок культурных связей. Жили одной семьей, понимали друг друга… Исчез не просто квартал – погашен очаг человеческой общности! Слава богу, живо родное училище искусств – альма-матер художника Кулумбегова. Обстрелян Юго-Осетинский университет – мозг республики, хранитель национального Духа и Интеллекта. Зияющие глазницы расстрелянных домов, семейные пепелища — все это Цхинвал сегодня. Но наполненные жизнеутверждающей энергией кулумбеговские полотна дают абсолютную уверенность в том, что будущее обязательно состоится. Выставка работ Михаила Кулумбегова в Москве – его вклад в это будущее.  

«МОЙ СТАКАН МАЛ, НО Я ПЬЮ ИЗ СВОЕГО СТАКАНА»

Не помню, кто из классиков так скромно оценил свое место в культуре, но мне нравится заключенное в этой фразе достоинство. Подобную мысль сформулировал индийский философ Вивекананда: «Люди идут черпать воду к источнику. У каждого есть сосуд, форму которого принимает вода. Но они не спорят о форме воды, вода всюду та же». Эта истина высвечивает место творческой личности в пространстве национальной культуры. Особенно, когда речь идет о живописи, мгновенно и остро реагирующей на вызовы времени. Есть художники, формирующие лицо мирового искусства. Они создают новый выразительный язык эпохи, прокладывая собственные тропы в художественном ландшафте. За ними идут другие, расцвечивая свой путь национальной палитрой и собственной энергетикой. Так в конце XIX века Коста Хетагуров приобщил Осетию к знанию европейского изобразительного искусства. А кисть Мухарбека Турганова ввела Осетию в европейскую культуру XX столетия. Его современник Сосланбек Едзиев на стыке столетий сохранял духовный смысл и символы алано-осетинской Традиции. Опираясь на их мощные спины, на Священную Гору национальной культуры поднимаются все новые и новые поколения, и каждое дает начало следующему.  
Михаил Кулумбегов уже создал ту взлетную полосу, с которой могут стартовать идущие за ним. Он самодостаточен и конкурентоспособен в любой профессиональной среде. Узнаваем и отличим по почерку. Его техническое мастерство достигло той степени свободы, когда инструмент и рука образуют единый орган, которым темперамент Мастера взбивает «красочное тесто» кулумбеговских полотен. Выбор материала, цвет, характер мазка – составляющие почерка художника, но они всего лишь ловкость рук, если не оплодотворены его душой. У каждого вида живописи своя особая плоть: прозрачность акварели, плотность темперы, матовая поверхность пастели, густая и вязкая фактура масляной краски. Густо и жидко, твердо и тонко, сочно и жирно кладутся краски на холст. По характеру мазка, его экспрессии определяется почерк Мастера. Мазки свободные и смелые, мощные и мягкие, взволнованные, бурные, взрывающиеся и жалящие, меланхоличные и сочные выдают руку художника. Мозаичная структура штрихов и мазков Ван Гога узнаваемо отличима от кристаллической структуры полотен Врубеля. Но все эти технические изыски были бы бесплодны, если бы картину не одухотворяло то самое «маленькое ощущение», о котором писал Сезанн. Оно заставляет нас остановиться у картины, почувствовав созвучие ритмов с ней.  
Полотна Михаила Кулумбегова авторски узнаваемы: вибрация крупных мазков, особая кулумбеговская фактура полотен, цветовая архитектоника его живописи – это все собственная ниша в искусстве. «Люблю масло, оно легко скользит по холсту. Ничем не разбавляю краски, чтобы усилить объем. Масхетин дает крупный мазок, выпуклую, почти рельефную фактуру картины», — говорит Михаил. Все чаще он обращается к лепке, хочет вплотную заняться скульптурой. В пластических формах скульптор Кулумбегов сентиментальней художника Кулумбегова. Скульптура «Счастье», которую он сделал к Году Семьи, наполнена трогательной нежностью. В основе композиции – земной шар; на скамье, прильнувшие друг к другу молодые мужчина и женщина, между ними ребенок. Просто, незатейливо и глубоко. Высшая ценность на земле – продолжение жизни, освещенной любовью. Скульптура достойна появиться на Старом Арбате как щедрый подарок Москве, ставшей давно уже родным городом Михаила.
Его художественное мышление, наблюдение за природой дают богатейший материал о реалиях человеческой жизни. «Создавая пейзаж – думайте о человеке, создавая человека – думайте о пейзаже», — так Ван Гог призывал художников искать в природе неистощимый источник моральной силы. «Терпению можно научиться у прорастающего зерна», — писал он. Ван Гог не видел кавказских гор, он оценил бы могучий пульс мирового ритма в этом горном Космосе. Здесь люди учатся терпению у холодных, уставших от вечности вершин. В горных пейзажах Кулумбегова нет человека, но его присутствие ощутимо всюду. Горы – среда обитания осетин. Здесь формировался их характер. Каждый пейзаж – штрих к портрету народа, где незыблемы вечные истины, где нужно быть вровень со своими горами.  
Неслучаен выбор Кулумбеговым импрессионистской манеры письма, которая дает возможность остановить мгновенье бытия, поделиться своим впечатлением от него, подключая чувство и воображение. Принцип «этюд с натуры» требовал от художника напряженного «до крови в глазах» всматривания в предмет для постижения души и сути вещей. Мир импрессионизма – это не столько мир вещей, сколько мир переплетающихся потоков света, мир излучений. Выписывание контуров и форм предмета не входит в главный арсенал художественных средств импрессионизма. Добраться до сути вещей можно через поиск цветных миражей. Эстетика импрессионизма, его идеология глубочайше отработаны в творчестве Михаила Кулумбегова.
Могущество цвета темпераментно и деликатно продемонстрировал художник в «Московской сюите» — цикле пейзажных зарисовок Москвы с ее урбанистическими высотками, патриархальными уголками, советским классицизмом и златоглавыми куполами. Столько дали, глубины и воздушной перспективы в этих картинах! Тесный муравейник-мегаполис обретает у художника простор и свет. Если живопись – это цвет, то здесь Михаил доводит его до максимума. Среди любимых мною работ этого цикла картины «Площадь Европы у Москвы-реки» и «Ритм большого города». Наверное потому, что они созвучны моему темпераменту и пристрастию к барочным цветовым излишествам. Багровый закат над Площадью Европы – почти космическое зрелище. Такое небо может быть скорее над Марсом, а не над Москвой. Вариации красного цвета звучат органными аккордами, будоража чувства. Цвет сам по себе обладает повышенным эмоциональным воздействием, а здесь соединение раскалено-красного с драматизмом черного как будто переливает в тебя космическую энергию заходящего солнца. Закатные блики на Москве-реке скорее похожи на сполохи пожара. В «Ритмах большого города» бесконечный поток машин, как огромная ленивая река, затопил улицу. Пробка в городе. Боже, сколько усталых, озлобленных людей сидят в этих машинах. Здесь нет пространства, нет воздуха. Но… чувственность синего цвета, мечтательность желтого и сочность зеленого превращают эту напряженно-застывшую колонну в поток жизни, на которую обречен мегаполис XXI века. Пятна машин подобны «скоплению цветных атомов». Вибрация крупных мазков дает ощущение движения потока. Я почти слышу нервное дыхание людей, попавших в этот автомобильный капкан. Феномен чувственного контакта с картиной невозможно описать словами – его нужно пережить. Благословен тот, кому хоть раз удался подобный катарсис.  
«Московская сюита» в блистательной аранжировке художника Кулумбегова – уникальный гимн Москве. Я не знаю другой подобной работы. Это не географический атлас столицы, а, скорее, ее философский словарь, энциклопедия Времени и Пространства, Истории и Современности. Это Москва, которая «слезам не верит» и которая приняла Михаила не в лучшие для него времена и не очень приветливо. Но за усердие щедро наградила, и художник отблагодарил первопрестольную Посвящением ей. Все картины этого цикла должны находиться вместе, потому что пронизаны одной идеей. Сегодня большая часть цикла, к сожалению, оказалась в руках недобропорядочного человека, объявившего себя меценатом и незаконно присвоившего себе кулумбеговские полотна. Я очень надеюсь, что когда-то все картины займут свое место в Московской мэрии или посольстве Южной Осетии как символ обоюдно благих намерений. По крайней мере Миша для своей республики постарался.  

«НЕ ИДИ ПО СЛЕДАМ ДРЕВНИХ, НО ИЩИ ТО, ЧТО ИСКАЛИ ОНИ»

Так утверждают японцы. Уже много столетий из поколения в поколение они решают главную задачу японской культуры – проникнуть в Красоту незаметного. Отсюда созерцательность японского искусства и перекличка с импрессионизмом. Знаменитая хайку Басё «Старый пруд» — выражение души Японии. «Старый пруд. Прыгает лягушка. Всплеск воды». И все! И сразу понятно, какая тишина стояла над старым прудом. Эту тишину обозначил всплеск воды от прыжка маленькой лягушки. Абсолютно пейзажная зарисовка. Это не стихи-текст, а стихи-картина. Путь японцев – это путь Красоты.  
Тысячелетиями китайская культура постигает закон Бытия Дао. Суть его в том, что если человек познает свое сердце, то воссоединится с Небом и Землей в благодатном союзе, станет вровень с ними. По китайским понятиям человек срединен между Небом и Землей. Путь китайцев – это путь Дао. Каждый состоявшийся народ имеет свое предназначение, свой путь.  
Чему наследуют осетины? Какими духовными поисками заполнялось поэтическое пространство их предков – евразийских кочевников? Какой путь завещали они своим потомкам? Ответы на эти вопросы нужно искать в творчестве национальных Мастеров. Это они хранят генетический код древней Традиции. И что бы ни писал Михаил Кулумбегов, он остается национальным осетинским художником. Своим творчеством он маркирует осетинское пространство, разбрасывая его знаки по миру. Работы художника находятся в частных коллекциях России, Осетии, США, Японии, Германии, Франции, Италии. Недавно они появились в Китае. Туда пригласил Михаила увидевший его картины на Арбате один китайский меценат. Наверняка он не знал, что у осетин тоже есть свой путь Дао. И так же как у китайцев, человек для них срединен между Небом и Землей. Каждый год на Священную Гору поднимался жрец-дзуарлак и оставлял на вершине чашу, наполненную пивом. Ночью боги опрокидывали ее, принимая жертвоприношение Матери-Земле. Утром жрец наполнял ее снова. Вряд ли современный осетин, поднимая бокал в застолье, помнит, что совершает священнодействие, выпивая напиток. В этот миг он соединяется с Небом и Землей через чашу, впитывая в себя энергию Космоса. Миссию жрецов сегодня исполняет искусство. Большое и настоящее. Чаще всего мы не улавливаем его посланий, думая, что истина придет к нам сама.
Давно прошли времена, когда Карл Пятый поднял упавшую кисть Тициана, рисовавшего его портрет. Это было в ренессансной Венеции. В условиях рынка значимость художника определяет менеджер по маркетингу, владелец галереи, куратор и множество других промежуточных персонажей. Это они делают имя художника модным, чтобы продать подороже. Коммерческая цена художественной ценности условна. Талант не обязателен, важна правильная пиар-кампания. Сбылось предсказание Энди Уорхала: «В будущем у каждого будет 15 минут славы».  
Михаил Кулумбегов много работает. Это все, что он может сделать как художник. Слишком велика цена вдохновения, чтобы распылять его на самопрезентацию. Этим должны заняться те, для кого художник Кулумбегов пишет свои картины. Значит, мы все вместе взятые. К сожалению, культура меценатства на Северном Кавказе не имеет ни традиций, ни перспектив на будущее. А жаль! Однажды можно проснуться в пустынном пространстве национальной культуры.
Осетинские нарты прощали злые шутки, розыгрыши и насмешки своему советчику Сырдону только за то, что он изобрел 12-струнную арфу (кисын-фандыра). Под ее аккомпанемент на пирах во славу Нартов воспевались их подвиги, и мудрецы-сказители разносили их по всем ущельям аланской земли. Так ценились в древности люди искусства. Чем не урок нам сегодняшним?

Сулиета Кусова